НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Всем привет! С вами подкаст «Родные-любимые» семейного сообщества «Движения Первых» и я его ведущая Наталия Мандрова. Сегодня в студии Классного радио «Движения Первых» новогоднее настроение и праздничная атмосфера. И это не случайно. До самого любимого всеми праздника – нового года остались считанные дни. И сегодня в нашем итоговом выпуске подкаста особенный гость. Я рада приветствовать музыканта, автора и исполнителя Стаса Море.
СТАС МОРЕ: Здравствуйте!
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Ты же предновогодний выпуск.
СТАС МОРЕ: Да, настроение прямо уже соответствует.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Я думаю, что время исполнять мечты. Я думаю, что практически каждый, кто нас сейчас смотрит, хочет знать почему ты – Море?
СТАС МОРЕ: (смеётся) Вот это самый популярный вопрос, да? Прямо в точку. Я вот, наверное, скорее исполню песню. Та песня, которая, собственно, и породила этот псевдонимом, а в моем случае «Море». Но она называется «Тульское море» (поёт).
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Слушай, ну ты — туляк, я так понимаю. Убежденный причем.
СТАС МОРЕ: Да.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Слушай, ну я уверена, что у тебя была неоднократная возможность перебраться из Тулы, но ты остаешься убежденным туляком. Почему?
СТАС МОРЕ: У меня как-то все связалось. Настолько связалось плотно, сильно с Тулой, что я планирую еще в перспективе будущей как-то переехать куда-то в теплые края, потому что я все-таки такой теплолюбивый человек. Мне либо вот прямо очень хорошо, тепло, комфортно, либо я люблю, конечно, такую зиму, настоящую. К сожалению, в центральной части России зима — она какая-то непостоянная, нестабильная. И не хватает этих морозов, таких сибирских, северных. Хотя даже сейчас, буквально недавно тоже был в Сибири, и было не так прямо как-то по-сибирски. Там тоже говорят люди, что меняется резко погода. Но у меня там семья, я там обрел свою настоящую любовь. Моя супруга, которая встретилась мне на пути в 2005 году после окончания ВУЗа, когда я был, с одной стороны, реализовывавшийся уже в таком-то любимом занятии, в любом деле. Я занимался уже тогда плотно… там работа на сцене, мероприятиями различными, то есть организацией праздника и дарением радости людям. Но мне чего-то не хватало. Вот была не на месте душа, такое неспокойствие внутреннее. Прямо все было не так, как нужно. И когда я встретил ее, все поменялось, прямо на какое-то время я сначала успокоился. Потом вернулся опять в эту всю профессию, но уже более осознанно, уже с такой легкой душой. Потом родился сын. Сын сейчас учится в школе, 8 класс. И опять переезд, какой смысл, когда у него там уже сложилась своя экосистема общения, контактов, друзей. И с каждым годом я все больше понимаю, что мне уже здесь комфортно. До Москвы, с одной стороны, все аэропорты, все какие-то ключевые события через Москву проходят. Там ехать два часа, в зимний период может быть чуть больше из-за дорог заснеженных. Но вот как-то я даже люблю уже эту дорогу. У тебя два часа как раз до Москвы от Тулы. Есть время на мысли, на помечтать, на посочинять. Очень много песен написано именно в этой дороге. Потому что, например, ту же самую Москву взять, я понимаю, что здесь больше возможностей с точки зрения реализации творческой, амбиций. Очень много друзей уже здесь находятся и переехали сюда. Но здесь ты выходишь из дома, сразу начинается суета. А в Туле я выхожу из дома, у меня есть запас времени на то, чтобы как-то подготовиться к этой суете, доехав до Москвы. И город становится очень красивым. С каждым годом все больше каких-то интересных мест для досуга, каких-то интересных кафе, ресторанчиков, прогулочных променадов. Все это впечатляет, радует.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Слушай, давай мне двойку поставим по географии. А что такое Тульское море?
СТАС МОРЕ: Тульское море — это такая мечта, фантазия. Эта мечта возникла при том, что даже не у меня, хотя я очень мечтательный человек. У одного моего знакомого хорошего где-то одиннадцать лет назад, наверное, такая вот появилась «утка» в видеообращении к губернатору. Знакомый как раз мне человек, который в этом обращении высказал вот такую вот просьбу, что к вам все приходят с вопросами о том, чтобы улучшить жизнь, решить вопросы с ЖКХ, с пенсиями, с дорогами, говорит: нам людям хочется немного другого склада характера, хочется море, дайте нам море. Даже появилось такое движение, потом называлось «Мадабль». Там лучше не расшифровывать. И это вызвало очень большую реакцию. Тогда не так активно еще люди пользовались интернетом и в ВКонтакте этот видеоролик прямо разошелся на ура. И мне так тоже понравилась эта идея. Написал тут же песню, сначала один куплет с припевом. Потом у нас местные СМИ тоже подхватили эту инициативу. Позвонили мне, говорят: мы хотим взять интервью, чтобы вы рассказали про эту идею. Хорошо, пока я ехал на интервью, за полчаса написал еще один куплет с обращением непосредственно к губернатору. Потом я переделал спустя какое-то время этот куплет с обращением к президенту, потому что губернаторы у нас сменяются и песни становятся периодически неактуальны, а президент, слава богу, пока остается. И эта песня будет жить долго. Эта песня даже ушла за пределы Тулы и вызвала такую реакцию. Много от куда писали, из разных городов, даже из стран, как здорово, молодцы, так все весело у вас! И мы образовались командой творческих сознательных людей, некое сообщество неравнодушных к городу. Мы начали создавать творческие культурные мероприятия. У нас был один большой проект, назывался «Пикник у ДКЖ». Рядом с дворцом культуры железнодорожников была большая площадка, и мы там делали открытый пикник в летний период времени. Ставили бассейн каркасный, который у нас назывался «Тульское море». Был еще маленький бассейн — у нас это детское море, и много разных активностей. Все, кто желал, приходил к нам. Кто занимался рукоделием, играми, интерактивами приходили. Собственно, у нас получался большой праздник, и он вызывал хорошую реакцию у людей. Потом все участники нашей команды, объединившись, решили, что нам нужен монифест. Мы написали монифест о том, чтобы преобразовывать жизнь города в ярких красках, больше добавлять культурных мероприятий. И мы так этим загорелись, но в итоге каждый пошел чуть позже по своему пути и начал реализовываться самостоятельно. Но в целом, если так собрать, то все так или иначе наполняют, как жизнь города, даже жизнь страны, вот этим творчеством, настроением, радостью. Так что это дело и живет. Тульское море — это скорее больше про вот такое эмоциональное, про радость жизни, про культурные какие-то события, про фантазии, про творчество.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: А когда проходит это мероприятие?
СТАС МОРЕ: Это в течение года все так бурлило, кипело, потом немножечко сошло на нет, потому что все по своим путям пошли. Я в то время попал еще на один большой молодежный форум, увидел возможности для себя как для исполнителя, автора, что моя позитивная музыка может быть актуальна. Потому что среди моих друзей, когда я начал писать, сначала как-то так неоднозначно ко мне относились, говорят: ты что, с ума сошел, так что у меня этот переход резко случился.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Да-да-да, мне кажется, это важно об этом рассказать, потому что, насколько я понимаю, у тебя образование… ты университет окончил в Туле, и вообще у тебя страшная специальность, я её даже не смогу произнести. Ты обучался, чтобы проектировать вычислительные системы.
СТАС МОРЕ: Ну скорее это было больше связано именно с оружием. То есть эта кафедра, которую я заканчивал, и она прям про оружейников, про настоящих инженеров, и один из таких...
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: А как называть еще раз твоя специальность?
СТАС МОРЕ: Специальность «Импульсные тепловые машины», если не ошибаюсь. Я точно формулировку уже не помню, потому что для меня с первого семестра стало понятно, что я немножечко не на свое место пришел. И все дальше переключилось на творчество. Чуть ли не через несколько месяцев я уже играл в КВН за факультет, выступал в хоре «Камерутон» вузовском, вот это все позволило мне завершить учебу, получить все тепло.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Но друзья у тебя были соответствующие, я так понимаю. Серьезные люди.
СТАС МОРЕ: (смеётся) Да, сам по себе город оружейников. Мне было на тот момент 17-18 лет, нужно было выбирать свое призвание и профессию, выбирать ВУЗ, куда поступать. Я сначала сходил в музыкальное училище, попробовал, показал свое мастерство. Мне сказали, что все здорово, у нас мальчиков не хватает, приходите. Потом я понял, что там нет брони от армии. Времена тогда были крайне тяжелые — 1999 год. И какой смысл идти поступать в музыкальное училище, если меня тут же заберут в армию, на осенний призыв уже даже попадал или на весенний. Мне еще нравилась очень сильно математика. Я, собственно, из маленького провинциального городка Тульской области. Меня тогда пригласили в первый лицей в Туле, такое престижное учебное заведение, учиться в областной класс. И вот, два года отучившись, мне как бы в инженерном направлении было легко поступать, то есть на инженерные специальности. И когда я пришел в ВУЗ, на дне открытых дверей увидел презентацию той кафедры, на которую в итоге пошел. Там пистолеты, пулеметы, автоматы, там так радостно. Какой-то человек рассказывал про вот это все, и я, как мальчик, естественно, но в этом подростковом еще довольно-таки в возрасте, как-то меня это увлекло, классно во все это живьём поиграться. Если в детстве мы играли, себе вырезали это, пистолетики покупали какие-то такие игрушечные, а тут можно было все наглядно посмотреть, разобрать, как-то даже поучаствовать в проектировании всего этого. Но прямо с первого семестра я помню, начал ходить как-то на лекции, потом как-то все это скучно…а я, как человек уже творческий, уже получивший прививку этой радости на сцене, радостной реакции аудитории, и вот все немножко поменялось.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: А у тебя есть какое-то музыкальное образование?
СТАС МОРЕ: Да, музыкальная школа по классу фортепиано, 7 лет учился. У меня папа-музыкант…
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Профессиональный музыкант?
СТАС МОРЕ: Да. У него было музыкальное училище как раз за плечами. Единственное, что высшее музыкальное образование он, к сожалению, не получил. Там были трудности с поступлением, потому что это не совсем даже его касалось, он был очень увлеченный, но это не помешало ему быть действительно вот таким профессионалом с большой буквы. Всю ту атмосферу, которую я вспоминаю по сей день, которую создавал он, играя на любом абсолютно инструменте… это было что-то необычайное, трогало, мурашки и слезы. Он настолько погружался, настолько был музыкален, настолько он в музыке себя реализовал и чувствовал комфортно, гармонично, что это распространялось на всех. И потом, музыкальной школе я в принципе даже не противостоял. Единственное, что у нас был спор — на тему выбора непосредственно инструмента. Мне нравилась на тот момент почему-то скрипка и аккордеон, хотя папа мой как раз закончил баян, его был инструмент основной, а меня отдали на фортепиано. Впоследствии я понял, что фортепиано – это здорово. Это очень классический академический инструмент, красивый, но вот для жизни он не очень пригоден. Потому что когда я достиг возраста пубертатного, скажем так, возраста где-то 14-15 лет, уже начали нравиться девчонки. Уже не просто за косички дергать, хотелось с девчонками общаться, хотелось чего-то нового, пока неизведанного. Тогда я, будучи застенчивым ребенком, не знал, как найти этот контакт. И на примере некоторых ребят, которые с гитарами приходил к в кампанию, я видел, как просто меняется атмосфера. Когда ребята садились за гитару, начинали петь песни, все девчонки сразу фокусировались на инструменте, на этих ребятах, и уходили с ними дальше гулять. И мы там с моими друзьями, они тоже были застенчивые ребята, как-то оставались в стороне. Тогда я начал понимать, что мне нужно. Фортепиано, просто физически оно огромное, там больше 100 килограмм весит, не вытащишь на улицу, как-то не проявишь себя в этом отношении. Я помню, пришел к папе, он мне преподавал музыку во дворце пионеров в нашем городке, учил ребят играть на различных инструментах и говорю: пап, мне нужен инструмент, мне нужна гитара, помоги мне. Он говорит: у меня нет гитары, сынок, есть какие-то куски похожие на гитару, они валяются где-то в углу, попробуй из этого что-то сделать. Я в итоге сам собрал свою первую гитару, склеил ее, покрыл половым лаком, натянул струны. Это был, конечно, дубовый инструмент. Наверное, если сейчас бы я взял руки такой инструмент, мне было бы сложно на нем что-то сыграть.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: А сохранился этот инструмент?
СТАС МОРЕ: Нет, я даже не знаю судьбу уже этой гитары, но с того момента, собрав инструмент, выучив некоторые песни из русского рока, потом это пополнялось, конечно, уже коллекция, я начал ходить во двор с гитарой. И это совершенно уже другая была атмосфера. Я был центром притяжения, и стало легче общаться с девчонками, с друзьями. Какие-то песни посвящал своим друзьям, девчонкам. То есть уже совершенно другая была магия общения.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: И когда ты начал писать свои песни?
СТАС МОРЕ: Писать начал сравнительно недавно, по таким меркам, первая песня родилась, когда мне было двадцать девять. Но у меня были очень интересные обстоятельства, волшебные какие-то. До сих пор объяснить это на каком-то понятном языке, наверное, сложно, потому что в то время у меня была очень сложная пора, была прямо депрессия. По-настоящему я понимаю с того момента людей, которые говорят про депрессию, что это настолько тяжело, что порой даже встать с кровати невозможно. Вот я испытывал тяжелые состояния. Была разруха в отношениях, в семье, уже супруга мне собрала чемоданы и вещи, говорит: иди, ищи себе другое пристанище. Все было сложно. И в какой-то момент какими-то немыслимыми знаками, обстоятельствами в мою жизни пришла Матрона Московская, появилась икона жизни описания. Один человек, которому я провел в этот момент свадьбу, тоже с непростой историей, как-то, увидев моё немножко печальное лицо, когда я пришел ему отдавать какие-то материалы после свадьбы, говорит: что с тобой? Заходит домой, выносит мне иконку «Матрона» с молитвой на обороте и с книжкой «Житие Матроны Московской», говорит: может быть, тебе это поможет, мне иногда помогает, почитаю пару страниц про ее жизнь, про ее чудесные истории, и как-то становится легче на душе. И я тогда удивился, но думаю, раз такой подарок пришел, надо как-то этим воспользоваться. Начал читать молитву. Это действительно на протяжении кого-то времени очень помогало, были светлые чувства, и очень позитивно сказывалось на жизни, на отношениях, в том числе в семье. А через полгода я немножко начал… как бывает, когда ты к чему-то привыкаешь, ты перестаешь это ценить. Я через день, через два, потом перестал совсем читать молитвы. Тогда как раз я пришел к этой депрессии спустя год, к такому тяжелому состоянию. И опять столько было знаков, которые меня вели непосредственно на Таганку, в Покровский монастырь, где Матрона Московская. Я все как-то откладывал. Я помню, даже к подъезду, когда подходил, все было заклеено афишами. В итоге познакомились неожиданно с человеком, которая тоже периодически бывала у Матроны. Мы как-то разговаривались, какие-то общие интересы, какие-то волшебные моменты нашего знакомства. И через несколько дней она меня повезла к Матроне, потому что я был в полубреду. Когда говорят про какой-то плацебо эффект, это вообще не про это, потому что я даже не подозревал, что со мной может произойти. Мы приехали в Покровский монастырь. И я встал, там традиционная очередь есть, и два часа стоял, читал акафисты, молитвы, и через два часа вышел из депрессии в совершеннейшее счастливое состояние. Когда я вышел за ворота, мы сели в машину, я сел на соседнее кресло впереди и всю дорогу, вжавшись в кресло, ехал с улыбкой на лице. Улыбаюсь, и из меня просто какой-то свет, и этот свет вокруг. Потом в течение нескольких недель я ходил улыбался, как блаженные скулы болели от радости. Радость и совершенно другой мир. В нём столько любви, столько всего, никаких страхов внутри нет, как будто бы меня прополоскали в святой воде, наверное. Совершенно новое все для меня тогда стало, и ушли все какие-то переживания, все скорби. И на смену этому пошли потоком тексты. Я до этого не писал. То есть музыкальное образование, музыкой я так или иначе увлекался, но не писал тексты.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Ты исполнял чужие?
СТАС МОРЕ: Да. И мне всегда хотелось писать. Я садился и начинал рифмовать слова, но это была какая-то дурость от головы, от ума, какие-то несвязанные, неискренние мысли. А тут всё прямо потоком. Я просто это конспектировал. Потоком желаний появилось прямо искренне отдавать, благотворить. То есть, если раньше я мог сидеть и ждать, когда мне позвонят, позовут куда-то, если кому-то могу что-то сделать полезное. Тогда я вёл мероприятия, свадьбы, корпоративы. Я ждал, вот мне должны позвонить. Вот я такой особенный. А тут я понимаю, что я не хочу сидеть, ждать, я хочу, наоборот, отдавать. Начал ходить, всем предлагать совершенно безвозмездно свои какие-то услуги. Начал взаимодействовать с разными интернатами, детскими учреждениями, помогать людям, кто нуждается. Начал заниматься социалкой. В общественную тоже вошёл. Увидел людей, которые страдают, потому что мало внимания, например, органов власти, и начал как-то здесь влиять, помогать. Такое было состояние с того момента фактически, и песня стала сопровождать меня.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Так что за песню ты написал тогда первую?
СТАС МОРЕ: Первая песня…Наверное «Тульское море» она и стала немножечко первой в некотором смысле. Есть ещё песня, называется «Молитва», которая описала, в общем, то состояние, в котором я пребывал до. Прямо вот за неделю до. Потому что она про искреннее обращение к богу и ко вселенной с вопросом о том, что всё горит внутри, я не знаю, что делать, я хочу ответ, помоги. Наверное, в течение года я жил в этом состоянии. Каждый день вставал, говорил: Господи, зачем я здесь, что от меня ждут, кто я, чем я могу быть полезен, для чего эта жизнь вся, я не понимаю. У меня какое-то было состояние сильного запроса и при этом сильного непонимания.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Она записана у тебя эта песня?
СТАС МОРЕ: Да, есть.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: У тебя на канале?
СТАС МОРЕ: Она есть скорее в ВК. Туда я загружал, потому что тогда не было площадок, как сейчас цифровых, с которых можно слушать музыку или я не знал об этом. Я просто выгрузил в ВК. Она живёт. Потом, в недавнем прошлом, я перезаписал ее в акустической версии на студии. Но исполняю редко, потому что это очень откровенное, искреннее. А так у меня путь ведет все-таки через радость к людям. И сейчас очень много общений. Я очень благодарен вселенной, богу за то, что у меня есть возможность общаться с детьми. Сейчас моя музыка привела меня прямо к детям. Вот этот год, когда песня «Будь первым» стала таким достоянием и одной из заглавных песен «Движения Первых». Я стал очень много путешествовать и выступать в детских лагерях, на детских каких-то мероприятиях, на открытии первичных отделений «Движения Первых», на фестивале «Движения Первых». И когда дети не просто, если раньше даже вот в большой перемене, с пятого класса начинают, а здесь есть вообще первоклассники, 8-9 лет ребята. Они такие искренние. Это так вдохновляет, потому что в жизни, в этой суете, когда ты взрослеешь, ты теряешь порой адекватность.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: А ты повзрослел, как ты думаешь? Я видела твое интервью где-то, где ты стихи свои читаешь, такую поэму «Когда я повзрослею». Вот у меня к тебе вопрос. Ты повзрослел, скажи?
СТАС МОРЕ: Как раз в конце этого стихотворения я говорю о том, что: «когда-нибудь, друг мой, я постарею, но взрослым точно мне уже не быть». Это осознание. Да, я понимаю, что моё тело будет видоизменяться. Оно видоизменяется, появляется белый налёт. Я себя даже представляю в образе настоящего деда Мороза в какой-то момент, потому что это один из персонажей, который дарит людям радость. А моё служение — это говорить о радости и помогать людям радоваться через музыку, через творчество, через общение, но быть взрослым. Все эти люди, кто себя считает, причисляет к разряду взрослых, об этом говорит, как правило, очень нерадостные. И радости во взрослой жизни я тоже не нашёл для себя. Скорее, находясь вот в таком сознании ребёнка в хорошем смысле, не то что какой-то немножко дурной, я воспринимаю этот мир с любовью, с радостью, как у детей, искренне. Чем отличается сознание ребёнка. Тем, что ребёнок чувствует и тут же действует. У него нет такого глубокого самоанализа.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Да, и какой-то рациональности в действиях.
СТАС МОРЕ: Да, и это очень экологично, очень просто и понятно вот. Увидел ты горку снежную: а, побежали, всё в «Царь горы» играем. А взрослый человек увидел снежную горку: о, снежная горка — это значит, там не проехать, снегом засыпало машину, ещё что. Куча проболематизаций, куча триггеров каких-то невероятных, которые в принципе не имеют какого-то глобального значения для жизни.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Ну дети ждут чудо, а ты ждёшь ещё каких-то чудес в своей жизни?
СТАС МОРЕ: Конечно, я этим напитан, пропитан. Чудеса, они вокруг нас постоянно. Для меня чудеса — это смотреть, наверное, в детские глаза. Когда окунаешься в яркий мир и вместе с ними проживаешь, прыгаешь, скачешь и осознаешь себя ребёнком. Это что-то невероятное. У меня есть стихотворение, которое, к моему счастью, вызвало большую реакцию у людей, оно часто влетало в тренды в различных социальных сетях. Называется «Верю в чудеса». И даже так случилось, что в этом году Российское общество «Знание» организовало национальный конкурс для авторов стихов и песен на патриотическую тематику, и это стихотворение победило.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Да ты что! Прочитай его, пожалуйста, я его не знаю.
СТАС МОРЕ:
А знаете, я верю в чудеса
Особенно, когда открыто, без стеснений
Смотрю в большие детские глаза
Такие искренние, не боящиеся мнений
Да, да, я верю в чудеса
В волшебников, без палочек и заклинаний
Что мир меняют, расправляя паруса
Своих безмерных душ, всем беззаветно помогая
Вы удивитесь, но я верю в чудеса
А как не верить, если чудеса повсюду
Они живут в горах, в морях, в лесах
В сердцах людей, доверившихся чуду
В улыбках, в светлых чувствах, в искренней любви
Живет волшебная энергия вселенной
Освободись от страхов и живи
И станешь сам творцом чудес
Всенепременно..
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: То есть на полном серьезе тебе стало 29 лет, и ты начал писать стихи? И до этого ты ничего не писал?
СТАС МОРЕ: Нет. Были какие-то попытки. Я помню, как припевчик какой-то родился, четверостишье. Потом я это преобразовал уже в песню. «Ночь за окном из звезд в …, Кассиопеи пленительный взор. Образ вселенский ночами мне снится, в небе рисуя печальный узор». Вот такая была строчка. Мне так хотелось это дальше продолжить, потому что какая-то атмосфера возникла, но не получалось. Потому что уже со временем понял, что поэзия — это скорее состояние души. И когда осознаешь, что это, как говорят, божий дар или светлое состояние просветления, когда ты соприкасаешься с духовным миром, все становится очень гармоничным и у всего появляется звучание. А люди, кто выражает свои чувства через картинки, краски, начинают рисовать так, что у тех, кто визуально воспринимает мир, тоже что-то невероятное внутри происходит. Я аудиал. Я слышу музыку, понимаю, когда это действительно рождается в состоянии духовной радости, когда человек соприкасается с творцом. Я помню, даже в музыкальной школе, в третьем классе мы проходили творчество Иоганна Себастьяна Баха. И я тогда первый раз осознал, что что-то странное происходит со мной. Потому что мне было девять лет. Но когда мы слушали на пластинке его самое популярное творение «Токката и фуга ре минор», я ощутил, что расслоился с телом и как будто бы сверху наблюдал за происходящим. То есть какое-то состояние немыслимое. И потом я так влюбился в произведения этого композитора, что играл их всегда с удовольствием. Когда мне давали играть Баха, я разбирал его, сидел и занимался. Были еще интересные произведения, но когда какие-то гаммы, аккорды нужно было на технику, это всегда из-под палки и там много чего… потому что хотелось гулять, бежать с ребятами общаться. Все-таки такой подростковый период. Но за Баха я садился, обожал его. Потом я узнал, что этот композитор написал очень много произведений для католической церкви. Его, наверное, половину произведений играют на службах в храмах. И когда я побывал первый раз в девять лет от дворца пионеров… Была туристическая поездка с детьми, непосредственно кто занимался в дворце пионеров. Мама с папой возглавляли эту поездку. Мы ездили в Прибалтику. Это был 1990 год. Я помню впечатления, когда я первый раз попал в католический храм и послушал органы. Это было восхищение, как бы невероятное состояние. Правда, недавно я пробовал вновь что-то подобное пережить. Ходил я как-то с мамой в зал им. Чайковского. Там тогда играл филармонист московской филармонии Гарри Гродберг. Его супруга ему помогала, потому что, чтобы все педали нажимать на органе, чтобы одновременно все это работало, нужен рядом стоящий человек. Ему тогда было 89, по-моему, супруге 86. Пожилые люди. И я помню, задремал. Мы сидели в амфитеатре сверху. Играл орган, сначала это впечатлительно было, а потом на третьем или четвертом произведении мама меня толкает: «Сынок, не храпи. Как-то неудобно» (смеётся). Я такой думаю, ну как же так, я же ждал, думал, что что-то опять произойдет, но ничего не включилось. Потом думаю, может быть, из-за того, что музыкант, который играл, он уже довольно в зрелом в возрасте. Может быть ему не удается передать эту энергетику, потому что не только инструмент участвует в этой атмосфере, но и человек, который играет на инструменте. Потом как-то был в Калининграде. Там есть заглавный католический собор. И там как раз находится самый большой, как считается, в Европе орган. Были концерты. Сходил на один из таких концертов и тоже задремал где-то на третьем произведении. Думаю, что же такое, что со мной не так. Но все равно вот та история, я думаю, очень сильно повлияла на меня. Это я уже впоследствии слушал разных больших музыкантов. Тоже говорят о том, что классическая музыкальная школа дает те самые невероятные, волшебные ключи от постижения мира в его большем виде. Не только то, что мы можем видеть, осязать, трогать. А в каком-то невероятном состоянии, когда ты действительно как будто бы вырываешься из тела и осознаешь, что этот мир — он невероятно волшебный, чудесный. Ты в нём можешь творить эти чудеса сам.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Слушай, два дня остается до нового года, время подводить итоги. Что было в этом году? В уходящем 2023 году.
СТАС МОРЕ: Он был прекрасным. Очень много каких-то невероятных событий со мной произошло. Опять же знакомство с огромным количеством детей. И вот какой-то контакт и дружба с миллионами детей по всей нашей стране и за ее пределами. Мне это подарило очень много энергии, состояние детскости. Как будто я молодильных яблок наелся, но в качестве внутреннего состояния. У меня появился кот. Тоже такой интересный. Бенгальский котёнок.
НАТАЛИЯ МАНДРОВА: Откуда взялся?
СТАС МОРЕ: Мы долго думали с супругой о том, что сын уже подрос. Ему 15 лет. Буквально недавно отпраздновали. Уже взрослый, можно сказать, мужчина. Потому что, когда он ходит по дому, у него уже комната, дверь закрывается обязательно периодически на ключ. Взросление происходит. Он уже немножко дистанцируется. Но это прямо взрослый человек. И уже нет какой-то ласки, в которой так нуждаешься. Я помню, еще год назад мой идеальный день начинался с того, что у меня супруга — жаворонок, она встаёт чуть раньше, я соответственно просыпаюсь чуть позже. Но вот я просыпаюсь, она приходит, меня целует, желает доброго утра. Я после этого глаза раскрываю, говорю: «Сынок!». «А, что папа?». Говорю: «Сынок, иди сюда!». Приходит, немножко кряхтит, ложится рядом, я его обнимаю. И вот мы втроем все обнимаемся. Так начинался идеальный день. Это все сразу на улыбке, сразу только радость, любовь, благодарность. Сейчас уже сложнее. И нужно было какое-то решение, потому что не хватало такого милого состояния. Мы искали, подбирали. Нашли эту породу бенгальских котов. Выяснилось, что это очень эмпатичные животные. Они не боятся, не защищают свои территории. Он очень игривый. У него шерсть не лезет. Теперь в доме волосы на полу если встречаются, то это исключительно мои. До этого у нас был кот. Он был шотландский, английской породы. Он был немножко злым. То есть в гостей, кто новые люди приходили в квартиру, он вечно кидался, еще что-то, свирепо решал вопросы. Хотя своих он всех знал, ценил, любил. Но от него была шерсть. Теперь только шерсть от меня. Еще думаю, чуть позже я реализую еще одну большую мечту. Устрою дом. Потому что сын уже есть, уже взрослые дома. Все-таки нужно построить дом.